1737 год
Январь.
11 - (31 декабря по ст. ст. 1736 года) Императрица Анна Иоанновна издала манифест в котором определила для лучшей государственной пользы порядок и срок дворянской службы, по словам историка Сергея Соловьева, «составивший эпоху в истории русского дворянства в первой половине XVIII века». Документом «для лучшей государственной пользы и содержания шляхетских (то есть дворянских. — Ред.) домов и деревень» устанавливалось, что «молодые шляхтичи» должны поступать на государственную службу в возрасте 25 лет и, прослужив столько же, могут быть отпущены «в домы». Кроме того, дворянам, имеющим нескольких сыновей, разрешалось одного из них оставлять в имении «для содержания экономии». Если до нововведений Анны, согласно установлениям Петра I, все сыновья дворянские без исключения служили пожизненно и не с 25, а с 20 лет, то теперь они получили право в относительном расцвете сил — в 50 лет — выходить в отставку и наслаждаться праздностью.
Бывшая курляндская герцогиня большую часть времени тратила не на государственные дела, а разного рода утехи, не забывая при этом и о дворянстве. На первый взгляд, установленный порядок был очень строг. В домах, где было двое и более сыновей, разрешалось оставлять одного из них, а все прочие, годные к военной службе, должны были поступать на нее. C 7 до 20 лет следовало быть в науках, а с 20 всякий должен был отдать воинской службе 25 лет, по прошествии которых всех от воинской и статской службы отставлять с повышением в чине на один ранг и отпускать домой. Добровольцы могли служить больше, но до урочных лет отставлены от службы могли только неспособные к ней по болезни или ранениям. По своей сути данный порядок несения воинской службы офицерским составом не претерпел изменений до сих пор.
На самом же деле этот манифест был очередной поблажкой дворянству, превращавшей его из служивого сословия в землевладельческое. При ПЕТРЕ I первой обязанностью дворянина было учиться, служба была пожизненной, а теперь в самом расцвете сил, в 45 лет, дворяне выходили в отставку и вели праздную жизнь в своих имениях. Привилегированное положения так понравилось, что четверть века спустя уже при ПЕТРЕ III был издан манифест о вольности дворянства, вообще освобождавший дворян от обязательной службы.
Императрица Анна Иоанновна издала манифест, по словам историка Сергея Соловьева, «составивший эпоху в истории русского дворянства в первой половине XVIII века». Документом «для лучшей государственной пользы и содержания шляхетских (то есть дворянских. — Ред.) домов и деревень» устанавливалось, что «молодые шляхтичи» должны поступать на государственную службу в возрасте 25 лет и, прослужив столько же, могут быть отпущены «в домы». Кроме того, дворянам, имеющим нескольких сыновей, разрешалось одного из них оставлять в имении «для содержания экономии». Если до нововведений Анны, согласно установлениям Петра I, все сыновья дворянские без исключения служили пожизненно и не с 25, а с 20 лет, то теперь они получили право в относительном расцвете сил — в 50 лет — выходить в отставку и наслаждаться праздностью.
26 - в Башкирии назревало новое восстание. Иван Кирилов докладывает самой императрице, что «башкирский народ в такое уже состояние приведен, что с начала их подданства никогда таковы послушны не были и никогда ж страху за свои злодейства не видали, как нынче есть».
К карательным мерам Кирилов прибегал, лишь опробовав все мирные. Видя, в какое разорение приведены башкиры, какие нужды и голод терпят, особенно зимой, он запретил взимание с них штрафных лошадей. Кирилов высказался также против намерения Сената отправить на турецкие рубежи 3000 вооруженных башкирских конников. Этим указом, изданным по предложению Румянцева, предполагалось ослабить башкир. Кирилов убедил, что такая мера лишь пуще взбунтует их и тогда правительственные войска принуждены будут у них, башкир, «стоять без выводу».
Апрель.
14 - скончался Иван Кириллович Кирилов. Заболев туберкулезом легких еще год тому назад, он пренебрегал каким-либо лечением, не находя для этого времени. Невзгоды и тревоги почти трехлетней походной жизни окончательно подорвали его здоровье. В конце марта Иван Кириллович слег, а в ночь на 14 апреля скончался в возрасте 48 лет.
Сжегши себя в работе, он, кроме географических трудов, ничего другого после себя не оставил — ни богатства наследникам, ни даже портретного своего изображения (хотя всегда имел под рукой живописца и гравера). Вдова, Ульяна Петровна Кирилова, вскоре же обратилась в Кабинет министров с просьбой помочь ей погасить долги мужа. Она предлагала принять в казну часть имущества и пильные заводы, принадлежащие семье, которые без пригляда всегда странствующего вдали хозяина были маловыгодными. Она также попросила Академию наук оплатить «работу над картами мужа своего».
Однако лишь спустя 25 лет Сенат обратился к Екатерине II с ходатайством о пожаловании Петру Ивановичу, сыну Кирилова, десяти тысяч рублей для оплаты лежащих на нем долгов его отца. Свое прошение Сенат обосновал тем, что статский советник Иван Кирилов, построив город Оренбург, оказал «знатную услугу Отечеству, положив начало к распространению Российского государства и к защищению подданных…». О научных трудах Кирилова, введших его в разор, не сказано, увы, ни слова.
Прошение удовлетворили частично и только в 1764 году по указу императрицы задолженности Кирилова-отца наконец-то были полностью погашены, «дабы не разорять его сына Петра».
Впоследствии Рычков напишет о своем наставнике: «Он первый взял на себя труд всероссийские ландкарты собирать и через обретающихся при Сенате геодезистов Атлас Российской империи и Генеральную Российскую ландкарту сочинять… Хоть незнатной природы был, но прилежными трудами и острым понятием в канцелярии Правительствующего Сената, из самых нижних чинов порядочно происходя, еще при жизни высокославной памяти императора Петра Великого в чин сенатского секретаря произведен».
Май.
26 - со смертью Кирилова Татищеву предложили cдать заводы и под видом царской милости направили его в Оренбургский край продолжать оставленные Кириловым дела.
Для Татищева места эти не были новыми, встречался он и с Кириловым, обсуждая способы усмирения башкирских мятежей. Несмотря на болезнь, 26 мая он выехал из Екатеринбурга и через Мензелинск, где конным, а где водным путем добрался до Самары, где находилась канцелярия Оренбургской комиссии.
По отзыву Рычкова, новый его начальник придирчиво «упражнялся в том, чтоб в совершенное об оной комиссии сведение придти». А когда ознакомился, то не возрадовался. В донесении в Петербург Татищев в те дни писал, что в комиссии «канцелярского порядка, как устав повелевает, учинено не было, протокола и журнала порядочно не содержало, списков служителям с их окладами не учинено… Счеты весьма неправильны, потому что приход и расход был в разных руках и весьма беспорядочен, чрез то учинились проронки…».
Июль.
- в письме кабинет-министрам Остерману и Черкасскому, Василий Татищев пишет, что уфимский воевода Шемякин творит «великие пакости», мордуя и обворовывая население, и башкирское, и русское, что полковник Бардекевич отбирал у башкир лошадей якобы для своих драгун, на деле же продавал, переправляя их в дворянские поместья. И хотя Татищев не имел власти над предводителем находящихся в крае русских войск генерал-майором Соймоновым, он послал ему весьма нелицеприятное секретное письмо. Татищев требовал приказать, «чтоб командирам до башкирских пожитков не касаться», прекратить повсеместное мародерство, поскольку в восстаниях участвует лишь часть башкир, значит, и карать всех поголовно нельзя. Татищев внушает генералу Соймонову, что безрассудные зверства, казни, грабежи не усмиряют, а ожесточают башкир да и дисциплину самого войска разлагают, когда командиры, «забыв свою должность, мечутся за пожитками; другие по окончании дела у драгун и казаков взятые (награбленные) пожитки отбирали».
12 - (1 июля по ст. ст.) Предыдущим днем русская армия под командованием фельдмаршала МИНИХА приблизилась к Очакову и сразу же приступила к осадным работам, чтобы и так сильный гарнизон крепости не успел получить помощи от турок. В этот день уже в 6 утра началась сильная перестрелка, к вечеру русские подступили к крепости на оружейный выстрел, в городе возникли сильные пожары. На следующий день предстоял генеральный штурм, вести солдат в бой должны были на правом крыле генералы РУМЯНЦЕВ (тот самый капитан) и БИРОН (брат фаворита), на левом — КЕЙТ и ЛЕВЕНДАЛЬ.
Сентябрь.
16 - спустя два месяца после прибытия в Самару, Татищев уволил ботаника Гейнцельмана за то, что тот, не ведая русского языка, взялся составлять каталог растений, трав и кореньев на иностранных языках, готовя для русских многие неудобства в пользовании им. Иноязычие, заполнившее русскую землю, возмущало Татищева. Он даже новый город Екатеринбург называл по-своему, по-русски: Екатерининск!
Уволил Татищев и живописца Касселя, который получал огромные деньги, но за три года работы в оренбургской экспедиции ничего не сделал.
Нашел Татищев немалые огрехи и у геодезистов, составлявших под руководством Кирилова ландкарты степного края. Но промашки случались, как уже сказано, больше из-за нехватки в картографии того времени должной астро-математической оснастки.
Татищев напрочь забраковал место, где был заложен Оренбург, найдя его неудобным, безлесным, вешними водами подтопляемым, не имевшим окрест плодородных земель и к тому же весьма отдаленным от построенных крепостей. Но Кирилов, вспомним, действовал в сложной, можно сказать, боевой обстановке да и градостроительного мастера не имел при себе. Притом город в устье Ори поставили по просьбе Абул-Хаир-хана, на основе его челобитной самой императрице. Кирилов, плохо знавший местность, во многом доверился природному степняку, полагая, что тому более ведомо, где удобнее строить город. Кирилов при выборе места для застройки не учел того, что степных кочевников, равнодушных к хлебопашеству, мало интересовало плодородие земель — то, что для русских поселенцев составляло первую необходимость.
Декабрь.
- Василий Татищев, "много беспорядков усмотрел в жизни и службе яицких казаков" и по приезду в Самару отправил в Петербург доклад, где уведомлял: «Всего хуже то, что они никакого для суда закона и для правления устава не имеют, по своевольству, не рассуждая, что им полезно или вредно: по обычаю за бездельные дела казнят смертию, а важными пренебрегают».
Татищев предложил меры к тому, как в яицком войске «застарелые вольности и все непорядки уничтожить». Главную беду он усматривал в том, что атаман и старшины грамоты и законов не знают и потому «войсковой и другие писаря, что хотят, то пишут, отчего великие беспорядки происходят; потому не соизволено ль будет повелеть или учредить школы с объявлением, что впредь безграмотных ни в какие достоинства не производить». А чтобы пресечь стихийность и разнузданность судопроизводства атаманского круга, Татищев предлагал поделить все войско на полки и сотни, сократив число старшин, за счет чего повысить жалованье рядовым казакам, ввести устав и обучение военному делу.
В подготовке страницы использованы материалы сайтов http://www.citycat.ru/historycentre/index.cgi; http://www.hrono.ru/; https://ru.wikipedia.org/wiki/